Записки из музыкального магазина - Марина Рябоченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Редактор любил несколько раз в день попить чаю. Самовар почти всегда был наготове, и, по обоюдному договору, я приносила чай утром и после обеда. А также когда пила сама.
– Я всегда с удовольствием попью чайку, – заключил как-то нашу «сделку» Леонид Владимирович.
Чаек выручал всегда. При появлении визитера я приоткрывала первую, внешнюю дверь в редакторский кабинет. Если редактор не был занят телефонным разговором, значит – зеленая улица горячему напитку! Входила всегда тихо. Почти не касаясь каблуками огромного ковра, ведущего к редакторскому столу, с каждым шагом, как аромат, впитывала настроение маленького человека в не по размеру большом черном кресле. Если он не поднимал головы, ставила чашку на стол и так же незаметно уходила. «Не сейчас», – сообщала просителю. Другое дело, если Леонид Владимирович, оторвавшись от дел, благодарно улыбался, заводил короткий разговор… Выйдя в секретарскую, смело давала отмашку – можно! И всегда задним числом жалела обе стороны: и редактора, которому никогда не давали расслабиться, просто, в свое удовольствие, попить чайку, и всех остальных, будто пуповиной связанных с главным, находящихся в прямой зависимости от его настроения…
А уж как не свободен был главный! На самом видном месте на его столе стоял особый телефонный аппарат – прямая связь с первым секретарем обкома партии. Уезжая по делам или просто выходя из кабинета на несколько минут, редактор всегда оставлял двери распахнутыми – услышав своеобразное треньканье «прямой» связи, я обязана была, бросив все, опрометью мчаться в кабинет, чтобы не пропустить звонок.
– Это Конотоп, – сильно «окая», медленно сообщала трубка.
В ответ на этот «конотоп» я произносила всегда одну и ту же фразу: « Минуточку подождите, пожалуйста…» Как пуля влетала в дежурку… Если редактора в ней не было, кто-либо из мужчин пулей же влетал в комнату напротив – мужской туалет. Леонид Владимирович, суетливо одергивая костюм, почти бежал в кабинет.
Можно представить, с каким трепетом этот самый Конотоп спешил на звонки «своей» прямой связи!..
Лучший в мире фотошоп
Отдел иллюстраций находился в самом конце длинного редакционного коридора. По правой его стороне располагались маленькие комнатки для заведующих отделами, по левой – большие, для сотрудников. У отдела иллюстраций была всего одна общая комната. Три стола были завалены горами черно-белых снимков – ведь все газеты тогда выходили в черно-белом виде. Фотокоры за столами не сидели. Они без устали носились по Подмосковью, а, приехав с задания, обрабатывали снимки в лаборатории. Четвертый стол, прямо напротив двери, торцом к окну, занимала ретушер Инна Т. Очки вздернуты на лоб, во рту сигарета, в правой руке кисточка – такой я заставала ее в любое время, заходя по какому-либо делу в отдел.
Инна была намного старше меня, ей было за сорок пять. И между тем у нас с ней завязалось что-то типа дружбы. Может быть, потому, что у нее была дочка моего возраста и она хорошо понимала мои интересы и проблемы. А может, потому, что мы обе были любительницами рукоделия – и шили, и вязали. Инна часто покупала модные журналы и всегда зазывала меня посмотреть и обсудить новые фасоны, охотно показывала, как и что нужно вязать… В общем, зайдя в отдел на минуту, я частенько задерживалась, присев на подоконник рядом со столом Инны. Иногда ей было не до болтовни – срочно нужно было подготовить снимок в номер. Я сидела молча, с восхищением наблюдая за ее работой.
В принципе, ретушь проходил каждый снимок. Хорошо, если дел было на пять минут – подумаешь, замазать прыщик на щеке доярки, убрать мешки под глазами у тракториста… А иной раз приходилось и попотеть, когда, например, парадный портрет председателя колхоза портила невесть откуда взявшаяся чужая рука… Это нынешний фотошоп творит чудеса, а тогда чудеса творили только Иннины руки. Инструменты у нее были наипростейшие – белила, чернила, тонкая и толстая кисточки и… вязальный крючок. Им она виртуозно убирала лишнее, нежно, легко сцарапывая со снимка… Потом уже в дело шли кисточки – толстая с белилами высветляла, тонкая с чернилами – дорисовывала и прорисовывала… Инна могла «вытянуть» любой снимок, а иногда – и просто «создать» его.
Однажды один из фотокоров получил задание сфотографировать передовика производства, которому вручили высокую правительственную награду. Когда корреспондент прибыл в скромные апартаменты героя в отдаленном подмосковном городке, то застал такую картину: работяга от чувств-с не просыхал третьи сутки, лежал в майке и семейных трусах на диване, сотрясая стены храпом. Снимок был нужен срочно. Фотокор подождал пару часов, а затем попросил жену передовика принять все-таки решительные меры. Та трясла своего Васю за плечи, включала на полную мощь радио, била по щекам – Вася спал богатырским сном. Фотокор не мог вернуться в редакцию с невыполненным заданием. Уже ни на что не надеясь, а точнее, все же надеясь на милость богов, он, растопырив ноги, встал на диван, склонился с объективом над Васей… Жена, повесив на замусоленную майку мужа орден, вылила ему на лицо чайник ледяной воды. Работяга на секунду перестал храпеть и открыл глаза. Фотокор успел щелкнуть пару раз и помчался в Москву. Проявленное фото вызывало гомерический хохот у каждого, кто его видел, но фотокору было не до смеха – снимок ждали в дежурке! Крепко выругавшись, Инна приступила к созданию шедевра… На следующий день на первой полосе красовался Вася – с приглаженной челкой, в строгом костюме, с орденом на груди! Правда, в его глазах читалось полное отсутствие мысли, но это было абсолютно неважно!
Я всегда искренне восторгалась ее работой.
– Да это же просто, хочешь, научу? – как-то предложила Инна. – Но зачем тебе? Неблагодарный труд… Просто, я это дело люблю…
И действительно, работа ретушера всегда оставалась безвестной – на газетной странице под снимками стояли только фамилии фотографов. Да и денежное вознаграждение у них было в разы больше: если фотокор получал за фотографию от пяти рублей и выше, то Иннин вклад оценивался в исключительных случаях, и – в полном смысле слова – рублем…
Инна была единственной женщиной в отделе и очень по-матерински относилась к своим «мальчикам», иные из которых были ее ровесниками. В советские времена зарплаты у журналистов были небольшие, а фотокоры почему-то получали почти вдвое меньше пишущих. А так как и им приходилось кормить жен и детей, то сами «кормильцы» частенько ходили впроголодь. Инна почти каждый день приносила на работу банки с домашней снедью. Фотокоры, возвращаясь с задания, бежали не в буфет, а к Инне:
– Дашь перекусить?
– Доставай из сумки, – отвечала она.
Когда не было домашних запасов, Инна отоваривалась в буфете. В такие дни на ее столе стояла тарелка с бутербродами, накрытая белоснежным листом А4. «Мальчики» лопали все с большим аппетитом. Не думайте, что Инна была Рокфеллером. Она просто была мудрой женщиной. Ей гораздо удобнее и спокойнее было подкармливать «мальчиков», чем каждый день одалживать им рубли и трешки на обед…
Морковка
Уж и не помню, почему у Игоря И., первого замответсека, а затем и ответственного секретаря, была кличка «Морковка». Он был невысок, полноват, с уже заметной лысиной, маленькими голубыми глазами и острым носом. В принципе, вполне симпатичный молодой человек тридцати лет. Морковка был весельчак и прикольщик. В первые месяцы моей работы в редакции – он был еще замом и через каждые два дня дежурил по номеру, собирая газету – я стала неизменным объектом его шуток.
Как-то зашла в дежурку с пачкой тассовок. Морковка, задержав меня жестом, быстро просмотрел несколько заметок, одну вернул.
– Вот, отнеси в «Комсомольскую правду», – сказал серьезно и строго.
Я знала, что в редакционном корпусе размещалось шесть редакций, и, выйдя к лифту, стала изучать список. «Комсомольская правда» в нем не значилась. Я перечитывала названия газет, на глазах уже выступили слезы…
– Валентина Петровна, а куда идти в «Комсомольскую правду»? – в растрепанных чувствах я вбежала в секретарскую.
– Чего? Это кто ж тебя туда послал? Ах, Игорь…
Она выхватила из моих рук тассовку и бросилась в дежурку.
– Хватит над девчонкой издеваться! В следующий раз я тебе все… пообрываю…
– А чего она такая… отмороженная? – засмеялся в ответ шутник. – Так она же новенькая, не обвыклась… Нормальная девчонка, скромная. А тебе какие нужны?
– Да ты посмелее будь с этими охальниками, не бойся их, – учила она меня.
Через пару недель, уже в Надюшину смену, Игорь повторил шутку. – Вот, срочно в «Спортивную Москву»… – и протянул мне тассовку. Ха-ха-ха! Я уже знала, что телетайпы стоят в каждой редакции и сообщения приходят всем одинаковые… Знала и то, что «гонять» меня могли только по собственной редакции.